Музыкальный мир Безумного Сени
Чтоб музыкантом быть - то надобно уменье
И.С.Крылов.
Так уж получилось, что музыка является архиважной и архинужной темой в моей жизни. Поэтому я решил написать несколько слов о том, как всё это начиналось, что было и к чему на сегодняшний момент я пришёл.
Давным-давно, в далёкой-далёкой галактике… В году эдак девяносто втором - девяносто тетьем, в некоторой квартире на улице танка, где я тогда часто бывал, некто Шура Борщёв по вечерам играл на пианино. Играл он смелый, странный и бескультурный джазз. Это было очень забавно и круто. Я слушал взахлёб. А когда он уходил – я садился за инструмент и пытался повторить его движения. Те звуки, которые у меня выходили, нельзя было назвать музыкой. И слушать это было нельзя. Тогда я понял, что одному мне этот инструмент не осилить и решил искать себе в этом деле помощника.
Перед тем, как пробоваться в музыкальную школу, мы с мамой решили сходить к специалисту и оценить мои шансы. И отправились к Офигенно Прошаренной Тётке из какого-то коледжа. Тётка вогнала меня в страх и в конце вынесла вердикт: даун, к музыке не способен, чувства ритма и слуха нет.
Тем не менее, я решил всё же сходить в музыкальную школу, т.к. что-то мне подсказывала, что маломальский шанс у меня есть. И действительно, придя туда, я обнаружил там очень милых женщин, которые с удовольствием выслушали моё растерянное пение «про каких-то казаков» и взяли меня учиться по классу фортепиано.
Я не буду писать про учёбу в музыкальной школе. Отмечу только, что музыкалка, по-видимому, призвана вызывать у людей стойкое отвращение к музыке. Но тем не менее, я поборол соблазн всё это бросить, и спокойно проучился там 8 лет. Из важных событий следует отметить, что мы со школьным хором выступали один раз в малом зале филормонии. Пели классическую католическую музыку как школьному хору и гоже.
Гитара.
Классе в шестом все мальчики дружно начали слушать Цоя, Чижа и ДДТ. Я этого тогда ещё не поддерживал, но нужно было «быть в теме». Все играли на гитарах. Мне же гитара была интересна как, собственно, инструмент. Поэтому постепенно у меня появилась своя питерская гитара, и я начал её осторожно и самозабвенно изучать: подбирал на одной струне популярные мелодии, искал и придумывал аккорды. Так прошло три года.
Школа. Предзакатная
пора.
В девятом классе я пришёл в новую школу. Здесь я внезапно открыл для себя тех самых Цоя, Чижа и ДДТ, Гебещикова, которых я недавно так упорно не любил и игнорировал. Их песни были очень простыми, и я довольно быстро научился их играть. Сложнее было с текстами: если я забывал первую строчку песни, я не мог вспомнить весь остальной текст. Поэтому приходилось носить с собой листик, где были записаны названия песен и некоторые первые строчки.
Поскольку в новой школе играть практически никто не умел, я стал основным музыкантом всех посиделок и праздников. Эта роль хоть и почётная, но не лишена противных моментов: в частности, все лежат в обнимку с девчонками, а ты сидишь в обнимку с гитарой. Впрочем, грех жаловаться.
На моё шестнадцатилетие одноклассники подарили мне новую болгарскую гитару (старая была убита многочисленными поездками в лагерь и т.д.), за что я им буду благодарен до смерти. Позже я приспособил к этой гитаре звукосниматель, и теперь она является незаменимым инструментом домашней записи песен.
Безумный
Джаз Банд.
Осенью 2003 мы узнали, что в школе проводится какой-то музыкальный фестиваль. Решено было экстренно сформировать группу и поиграть там чего-нибудь. Своих песен у нас естественно не было и, после недолгого обсуждения мы решили исполнить Текиллу и Рок-н-Ролл.
Репетировали у меня дома. Я играл на акустическом пианино, на барабанах был Валик Горошко, басил Стёпа Шварков, лид-гитару вёл его друг, который был всех нас значительно старше, а на ритм-гитаре сидел Новак. Получалось у нас не плохо, по крайней мере, это было весело. Но концерт, как всегда, не состоялся. И группа распалась – так же быстро и легко, как и образовалась.
Пинанинные
концерты.
Мне редко доводилось выступать на классическом фортепиано вне музыкальной школы. Правда, однажды, ещё в старой школе, я участвовал в выступлении на каком-то биологическом фестивале, посвященном птицам. Мои одноклассники пели про журавлей, а я им по возможности аккомпанировал. Но забудем об этом.
Ещё здесь нужно отметить наш дуэт с Инной Коростик. Инна решил на каком-то празднике спеть одну песню Боярского. У нас было две репетиции, и, казалось, всё было подготовлено. Однако на концерте Инна несколько раз сбивалась и мне приходилось на ходу корректировать свою партию. В середину песни я вставил длинную блюзовую импровизацию (как всегда), во время которой Инна диким взглядом сканировала зал. Впрочем, об этом тоже лучше забыть.
Абшар.
Осень первого курса на доске объявлений нашего факультета появилась афиша «Илья Поплёвко и другие». Среди других оказался мой одногруппник и большой друг Павел Элькинд. Я конечно же не мог пропустить этот концерт.
Действо происходило в фойе второго этажа Лицея БГУ. Просторное помещение было наполовину заставлено стульями, вторая половина – танцпол – так же была полна людей.
Первую часть концерта Илья пел сольно, под гитару. В некоторых песнях ему аккомпанировал на флейте Паша, в некоторых – его, пашин, брат, который мастерски играл на гитаре. Акустический «борисовдрев» со звукоснимателем от электрогитары звучал поистине психоделично.
Вторую часть концерта Илья играл в сопровождении полной группы (две гитары, бас, барабаны), но звучало всё довольно сыро и мне не понравилось.
Тем не менее мне были очень близки некоторые песни, и я уговорил Павла познакомить меня с Ильёй. Знакомство состоялось зимой того же года. Илья пригласил меня участвовать в концерте, где он собирался играть четыре песни. После этого должен был выступать какой-то известный белорусский бард (кто именно – к сожалению не помню).
Концерт проходил в зале филологического факультета. Людей практически не было и всё было похоже скорее не на концерт, а на посиделку друзей. Три песни Илья играл с гитаристом Сергеем Никоненко и Павлом. В четвёртой – я подыгрывал ребятам на рояле, который мы специально выкатили из гримёрки на сцену. Позднее дальнейшем мы несколько раз выступали на филфаке, но, несмотря на все мои просьбы, замечательный концертный рояль, который там хранился, мы так ни разу и не использовали.
Летом 2005 я купил себе синтезатор, о чём давно мечтал. Я сообщил об этом Илье и он пригласил меня участвовать в своём сольном концерте на филфаке. Мы несколько раз репетировали у него в общежитии, пару раз на студии. Особенно запомнилась Большая Ночная Репетиция. Инструментальные партии придумывались на ходу, сумбурно и импровизационно. В середине ночи мы устали и стали дурачиться: менялись инструментами, играли всякий бред.
В концерте перед нами играла Татьяна Белоногая – молодая белорусская поэтесса и бард. Зал на неё реагировал довольно скупо. Затем вышли мы.
Это было что-то фантастическое. Тысячный зал был заполнен больше чем наполовину. Люди, давно знавшие Илью, подпевали, пространство между залом и стульями было заполнено танцующими. Справа танцевали культурные опрятные студенты, а слева – грязные волосатые металлисты и панки. На медленных песнях панки причёсывались и жгли зажигалки. Мои клавиши были установлены на небольшой столик, накрытый скатертью. Поэтому выглядело это, как будто я просто пришёл на концерт пообедать. Тем более что во многих песнях я не играл.
Непосредственно перед концертом Илья родил название группы: «Абшар».
После нового года мы отправились на гастроли в Лагойск. Это была настоящая эпопея. Выступать мы должны были в школе. Там нас очень любезно приняли, накормили в столовой. Сам концерт проходил в небольшом зале. Школьники с трудом воспринимали авангардный белорусский рок Абшара, но постепенно Илья их раскачал. На одной из песен он вместе с микрофоном бегал в зал, и девчонки ему подпевали. Это было особенно удобно, так как микрофон был беспроводной. Он был примотан скотчем к стойке (у стойки не было держателя), что придавало нашему шоу элемент эпатажа.
Этой же зимой мы играли второй концерт на филфаке. «Мы» – это сказано условно, поскольку я играл далеко не во всех песнях и не был представлен как член группы. Мы с Павлом были фактически сессионными музыкантами. На концерт пришло порядка 600 человек, всё было очень весело.
Этот февральский концерт был последним моим выступлением с группой Абшар. После этого Илья несколько раз выступал в клубе «Граффити», но уже без меня. Официального «изгнания» меня из группы не было. Просто почему-то мы перестали сотрудничать. Вслед за мой из группы ушёл Павел, а затем и басист Рома Цибульский.
Нынче группа Абшар живёт и здравствует, следите за афишами. Я питаю к этим ребятам глубокую симпатию и уважение.
Пустынный
Лес.
Чеслав Герасимович – мой школьный приятель. Он давным-давно организовал группу Пустынный Лес, в которой в разно время играли различные музыканты, в том числе Виталик Лаптёнок и Стёпа Шварков. Узнав, что у меня есть электронные клавиши, Чеслав позвал меня с ним поиграть. Это было довольно интересно. В отличие от Ильи, Чеслав детально продумывал барабанные, басовые и гитарные партии и раздавал перед репетициями музыкантам мидишки. Клавишные партии он разрешил мне придумать самому. В Абшаре я привык играть каждый раз по-другому, и Чеслава немного задевало то, что я постоянно импровизирую, вместо того, чтобы играть что-то конкретное и одинаковое. По крайней мере, мне так казалось.
Группа Пустынный Лес была заявлена на участие в фестивале Металлизация. Фэст проходил за городом в здании библиотеки. Он должен был длиться 24 часа, с полдня до полуночи. Это было ужасно. Гримёркой служил холодный актовый зал, в котором мы сидели часов шесть в ожидании своей очереди. Однако наша очередь так и не настала, поскольку мероприятие было сорвано каким-то идиотом, который в пьяном виде приставал к милиции.
Больше заметных событий с Пустынным Лесом у меня не было.
Bohen.
Осенью 2005 (и почему всё случается именно этой порой?) я был на фестивале «Листопад», где выступала группа «Свислочь». Группой это сложно было назвать. На сцене с микрофоном в руке на стуле восседал Эдгар Ромащенко, по сторонам стояли Паша Элькинд с флейтой и гитарист Виталик Лаптёнок. За ребятами размещалась неизвестная девочка с бубном (если память не изменяет). Они сыграли песню «Стань ля парога» Крамы и на этом их выступление окончилось. После концерта я подошёл к ним и предложил свои услуги клавишника.
Зимой было решено встретиться и обсудить дальнейшее сотрудничество. Выяснилось, что нам нечего играть. Я предложил сыграть свои недавно сочинённые песни. Ребята согласились. Поскольку мне было сложно объяснить Виталику идеи своих гитарных партий, на гитаре в основном играл я. Пел часто тоже я. Мы пару раз репетировали у меня дома, затем на известной студии «Бум» в подземелье. Басил по-обыкновению Шварков, на барабаны позвали Лёшу Дейко. Он был очень абстрагирован от действительности, но стучал хорошо.
Стёпа был не доволен тем, что я не пишу партии а заставляю музыкантов сочинять на ходу. Тогда я решил сделать записи и раздать ребятам, чтобы они знали, что я от них хочу. Для этой цели я отправился в Жодино, где жил Элькинд. У него дома было оборудование для изготовления записей в нормальном качестве. Мы просидели у него целый день, записали довольно много песен. Мы записывали только гитарные партии и вокал. Половина песен была написана на стихи Эдгара, половина – на мои. Среди прочего была песня «Бывай» на стихи А.Кулешова. Всю следующую неделю я занимался сведением и созданием басовых, барабанных и клавишных партий. В итоге продукт оказался не пригодным к прослушиванию, но целесообразным – ребята наконец поняли, чего я от них хочу. После этого мы провели репетицию на студии стёпиного друга, в ходе которой случился казус: один из музыкантов уронил комбик, который, к счастью, почти не пострадал. В последствие, мы скидывались и покупали хозяину студии комбиковую стойку.
Часто лидером группы является её вокалист. В нашем случае лидировать пытался я: я писал музыку ко всем нашим песням, готовил записи, собирал репетиции. Получилось так, что я как бы забрал у Эдгара группу. Даже название – Боген – было предложено мной. Это немецкое слово означает «локтевой изгиб» и является фрагментом моей исторической фамилии – Каценэленбоген («кошачий локоть»). Репетиции проходили в конфликтной обстановке. Виталик отчаивался, что я не даю ему играть (хотя он так и не разобрал свои партии), Стёпа пенял на плохую композицию, я был недоволен пением Эдгара – он пытался петь все песни оперным голосом, а задумано было иначе. Элькинд и Дейко были нейтральны.
Единственное выступление этой группы состоялось в феврале (или в марте?) 2006 на фестевале эстрадной музыки БГУ. Мы играли в составе Эдгар, Виталик, Павел и я. Я играл на электронном рояле (он имеется в актовом зале Лицея), Виталик на гитаре, Павел на флейте, Эдгар пел. Мы вновь играли песню Крамы «Стань ля парога» (правильное название – «Я вярнусь сюды»). Виталик взял похоронный темп и несколько раз сбивался. Я сидел спиной к залу и мониторам и почти ничего не слышал. Это было ужасно.
Группа Боген фактически разрушилась так и не родившись. После одной репетиции я сказал, что всё это мне надоело и пусть Эдгар сам всем этим занимается. Далее ни одной репетиции Богена в исходном составе не произошло.
Это был заведомо пропащий проект. У нас не было духовного единства, не было общей идеи, общих музыкальных вкусов. У нас были разные вкусы: Стёпа и Павел хотели играть качественную эстрадную музыку с элементами джаза, Эдгар хотел симфо-рока, Дейко хотел мяса, Витлик – русского рока. А я хотел играть свои песни. На этом желании группа висела какое-то время, как только это желание поугасло – угасла и группа. Всё это – всего лишь моё мнение, остальные участники могут не согласиться. Впрочем, это их право и я их пойму.
Сегодняшний
день.
Сегодня я продолжаю сотрудничать с Пустынным Лесом, параллельно сочиняю и записываю дома свои песни. Сочинено около 25 композиций, правда, записано меньше половины. Сейчас у меня есть немного свободного времени и я смогу заняться записью оставшихся. Песни очень разные и они, скорее всего, войдут в два отдельных альбома: «Дринкенролл» и «Психотропикал Бэладс» (второе название рабочее).
Надеюсь.